И перевод выбрали уникальный – перевод поэта Серебряного века Михаила Кузмина, но не преминули разукрасить его дешевеньким стебом из дня сегодняшнего («Я бросил на землю четыре су и пятнадцать евро в придачу»). Так множество честных усилий, направленных в разные стороны, приводят к полному штилю в соучастии зала. От этого «Дон Жуана» и не смешно, и не горько, и не страшно. Своего рода оксюморон – вроде «рвотного вина», о котором разглагольствует слуга Сганарель.
Не знаю, как проводился кастинг на этот спектакль, но выглядит это так, будто в распоряжении у режиссера была вся Москва. И он отбирал, не отказывая себе ни в чем, но в итоге собрал такую разнородную команду, что о понятии ансамбля попросту приходится забыть. На роль Дона Луиса (занудного праведника-отца Дона Жуана) – Геннадия Сайфулина, актера со шлейфом эфросовской славы и с даром велеречивой мелодекламации, с которой, впрочем, режиссер бороться не стал, а нашел ей ироничную огранку – джазовый фон наваждения, точно несчастный отец распутного сына буквально заходится в своем морализаторстве. На роль брошенной доньи Эльвиры – манерную и модную красавицу Ирину Гриневу (впрочем, у Деклана Доннеллана она замечательно сыграла Марину Мнишек). Несколько ролей (крестьянина Пьеро, кредитора Диманша, нищего) достались невероятно легкому на подъем (то есть на трансформации) искрометному Владимиру Панкову. Злосчастного Сганареля, который разрывается между моралью и собственной трусостью, играет обаятельный Григорий Сиятвинда, обладающей реакцией охотящегося тигра. Наглядно доказывая – только хороший репертуарный театр, где ты занят под завязку, способен воспитать актера и сделать его неуязвимым даже в столь шатком спектакле.
Собственно, эти двое – Панков и Сиятвинда – не дают «Дон Жуану» скатиться в царство скуки. Ну а Дон Жуана сыграл Владимир Вдовиченков, за которым еще долго будет тянуться слава сериала «Бригада». «Стремление действовать соседствует в нем с апатией меланхолика, страстная любовь – с холодным равнодушием, а в его ликующих победных возгласах слышны ноты безграничного отчаяния», – уверяет зрителя текст пресс-релиза. Ничего подобного – ни страстной любви, ни безграничного отчаяния. Вдовиченков спокойно пережидает реплики партнеров (рядом со Сганарелем-Сиятвиндой это особенно бросается в глаза), равнодушно проговаривает свой текст и «носит имидж» пресытившегося современного циника – ему не нужны уже ни женщины, ни победы, ни вера в чудо, которое Дон Жуан отрицал и которого так страстно желал (пусть даже это чудо должно обернуться его гибелью). И когда подвешенная горизонтально статуя начинает вращаться в красном зареве, гоняя героя Вдовиченкова по сцене, точно взбесившийся турникет, гибель Дон Жуана выглядит обыкновенной театральной вампукой.